10 марта 1964 года советскими истребителями МиГ-19 в районе Магдебурга сбит самолет ВВС США

События, имевшие место 10 марта 1964 года, похоже, развивались столь стремительно, что экипаж американского разведчика RB-66 не успел даже осознать происшедшее. В тот день на полигоне около Магдебурга в ГДР проводились крупные учения ГСВГ.

Видимо, на фоне предполагавшейся суеты американский разведчик надеялся незаметно пройти над интересовавшим его объектом и благополучно вернуться домой. Однако расчеты эти не оправдались.

В начале марта 1964 года Группу войск инспектировало Министерство обороны с непременным финалом – крупными «двусторонними» маневрами. К ним привлекались все рода войск, штабы и узлы связи военного времени, десантно-транспортная техника и средства усиления. На 10 марта наступающие «восточные» должны были, «завершив окружение и разгром группировки «западных», выйти на гарделегенском полигоне непосредственно к границе с ФРГ. На учениях присутствовало высшее военное руководство, включая Главкома Объединенных вооруженных сил Варшавского договора Маршала А.Гречко.

В тот день события приняли неожиданный оборот. Накануне, 9 марта, мне, как управленцу полка (начальник ПДС – старший летчик), была поставлена задача проверить готовность оперативного грунтового аэродрома в Альтенграбове (15 км на северо-восток от Цербста) к приему первого эшелона полка. Помнится ровный зеленый газон площадки, непуганая живность, отличная погода. Развернул радиостанцию, вышел на связь, доложил о готовности. Пролетела спарка УТИ МиГ-15, дала «добро» и указание «ждать, быть на приеме».

Стало уже темно, когда свет неожиданно подъехавшего газика выхватил знакомую фигуру помощника командира полка по оперативной подготовке Осадчего. Он передал мне распоряжение убыть в часть для заступления утром на боевое дежурство. Приказы не обсуждают, но странно было то, что я вообще редко привлекался к боевому дежурству. Кроме того, заступавший наряд дежурных сил назначался приказом заранее, инструктировался, контролировался (в том числе врачом), ему предоставлялся предполетный отдых. Тут же – при полном комплекте боеготовых летчиков на казарменном положении в 15-ти минутной готовности… Очень странно.

Поздно вечером я был дома, а утром 10 марта – в дежурном звене. Предрассветный туман, смешанный с выносом промышленного дыма из района КосвигТалле, создавал непроницаемую пелену. Видимость – не более 50-70 метров. Взлет невозможен в принципе. Мой напарник Борис Сизов вызвался на первую смену – во 2-ю готовность. До 12 часов его, правда, «погоняли»: «Готовность первая, запуск, вырулить, зарулить, выключить». Но это процедура обычная. Потом, помнится, приехал чин из состава Инспекции – бритоголовый генерал ГлавПУРа Чугунов. Побеседовал с личным составом, вдохновил, снял пробу, в том числе из солдатского котла, уехал. И тут началось…

Человек предполагает, Бог располагает… Не успел я одеть ВКК и перебросить «пускач» к своему «мустангу» , как по селектору: «Занять первую!» Все последующие действия сенсорнобессознательны: лючки, заглушки, чехлы – в сторону (бойцы), обороты «пускача» (шофер), открытие фонаря, пристегивание с одновременным запуском и включением тумблеров (друг- техник), колодки, свобода выруливания (охрана). Все работает на тебя – вперед! Поэтому не успел прыгнуть в кабину, как: «Запуск!» (Рация еще не прогрелась, перепуганный боец высунулся из домика и, вращая рукой, показывает: «Запускай!»)

Короче, на полосе – в считанные секунды. Видимость – полполосы. Взлетать можно. Сухо, встречный ветерок. И сразу: «717-й, взлет на форсаже!» Это при том, что взлет на форсаже «рулевого» МиГ-19 редко применялся. Обычно взлетали на «максимале», поскольку при неодновременном включении форсажа двигателей тягой по 3250 кг самолет взлетным весом 7,5 т легко могло выбросить на грунт. Помнится, скорость нарастала настолько быстро, что появилась некоторая раскачка самолета по тангажу. Но это чисто летный нюанс. Не успел убрать шасси, команда: «На курс 330, цель реальная, приготовь оружие». Не скрою, в обычных условиях это – полный стресс. От обеда до начала войны – максимум несварения желудка.

Хотя Сизов взлетел после меня, но был подведен к цели первым на развороте’ нарушителя на обратный курс. Там уже «работал» наш товарищ с Виттштока Федор Зиновьев. Связи с ним не было, результата действий не видно. А здесь еще непредвиденное – Борис, очень опытный летчик 3-й аэ, докладывает: «Не работает оружие!» Да и заминка на принятие решения была значительной, причина чего стала понятной позже: ответственный на КП искал комдива или командарма для принятия решения на открытие огня. Так что команда на поражение поступила Сизову только на дистанции максимум 150 метров, при том, что взрыватели С-5 взводились только со 130!

Дальнейшие события – по тексту Донесения, составленного мною сразу после этого полета (орфография сохранена):

ДОНЕСЕНИЕ Доношу, что 10 марта 1964 года, находясь на боевом дежурстве в готовности №2, в 16.46 (по московскому времени) получил команду с КП ИАД на занятие готовности №1 и запуск. В процессе запуска получил команду на выруливание, взлет на форсаже с отворотом после взлета на курс 330°. Взлет произвел в 16.49 с курсом 249 с последующим отворотом на курс 330°.

В наборе, на высоте 5000 м получил информацию о реальном самолете-нарушителе, следующим с курсом 90° на высоте 10000 м. Продолжая набор высоты, приготовил прицел и оружие к стрельбе. На высоте 8000 м получил информацию: «Цель слева, выше 2000 м, с ней самолет-перехватчик».

В 16.53 слева под углом 80° на дальности 10 км выше 2000 м по хорошо видимой инверсии обнаружил самолет- нарушитель, а на дистанции 500-600 м и интервале 300-400 м от него самолет- истребитель капитана ЗИНОВЬЕВА. Не теряя из поля зрения самолет-нарушитель и самолет капитана ЗИНОВЬЕВА, выполнил энергичный левый разворот для выхода на цель с задней полусферы. В процессе разворота и последующем сближении с целью на догоне наблюдал команды капитана ЗИНОВЬЕВА самолету-нарушителю на принуждение к посадке, а также ведение капитаном ЗИНОВЬЕВЫМ предупредительного огня.

После предупредительного огня цель выполнила левый разворот на курс 270°, в процессе которого капитан ЗИНОВЬЕВ вел огонь на поражение из пушек. Результаты стрельбы капитана ЗИНОВЬЕВА не наблюдал.

Во второй половине разворота занял исходное положение для атаки: интервал 400-500 м, дистанция 300-400 м при угле визирования 70-75°. В последующем с выпуском самолетом-нарушителем воздушных тормозов дистанция сократилась до 200 м.

В 16.57 после выхода из атаки капитана ЗИНОВЬЕВА влево во внутреннюю относительно разворота сторону и получения команды с КП ИАД открыл огонь на поражение из неуправляемых реактивных снарядов С-5 с дальности 150 м под ракурсом 0/4. Отчетливо наблюдал сход PC и попадание в цель, в результате которого появился дым из области левого двигателя. В результате малой дальности стрельбы и малого временного интервала непроизвольно влетел в разлет осколков, вследствие чего имел пробоину в правом подвесном баке, обнаруженную после посадки.

Ввиду скоротечности воздушного боя и быстрого сокращения дальности стрельбы дальнейшую стрельбу из PC не производил, так как при выходе на дальность менее 110 м не обеспечивалось взведение взрывателя В-3 снаряда С-5 и дальнейшая стрельба из PC была не эффективна.

С дальности 80-100 м произвел стрельбу из пушек НР-23. Наблюдал отдельные попадания в области стабилизатора и нижней части фюзеляжа – тормозные щитки. О результате атаки доложил на КП ИАД. Выход из атаки произвел вправо с набором высоты.

В последующем цель с увеличивающимся левым креном перешла в глубокую спираль. Наблюдал раскрытие трех парашютов*. После доклада на КП о парашютистах и взрыве самолета-нарушителя получил команду на уход из зоны воздушного боя и посадку на аэродроме АЛЬТЕС-ЛАГЕРЬ.

В 17.15 произвел посадку на аэродроме АЛЬТЕС-ЛАГЕРЬ.

НАЧАЛЬНИК ПДС – СТАРШИЙ ЛЕТЧИК

КАПИТАН- /ИВАННИКОВ/

*Троим членам экипажа удалось катапультироваться ( штурман л-т Харольд Велч получил при этом травму руки и ног, а летчик к-н Дэвид Холланд и штурман-инструктор к-н Мэлвин Кесслер не пострадали). Все трое были взяты в плен и позже освобождены. Прим. автора.

Что к этому Донесению можно добавить? Мы видели, что хвостовой пушечной установки на этом RB-66 нет, иначе нам там сразу был бы конец. После атак Ф.Зиновьева нарушитель сбросил скорость до 350-400 км/час и снизился до 4000 м, весьма вероятно – из-за полученных повреждений, но оставался целым и продолжал полет на запад. Когда мне прозвучала команда открыть огонь на поражение, до границы оставалась пара десятков километров. Переключатель «РС» стоял на «одиночный пуск». Вышли только четыре С-5, все они попали в цель, повредив киль, фонарь, фюзеляж. Инстинкт самосохранения подсказал: дальнейший залповый огонь мне, как атакующему, небезопасен, при попадании всех 32 РС последствия были бы непредсказуемыми. Стрельбу из 23-мм пушек производил снизу под ракурсом 1/4 так, что спутная струя от цели проходила где-то выше. До границы оставалось километров десять, когда, окончательно потеряв скорость, я прекратил атаку. Повторный заход исключался в принципе, а вскоре последовал взрыв самолета-нарушителя, и в мареве заходящего солнца четко нарисовались три красно-белых парашюта.

У земли уже совсем стемнело. Видимость в районе Цербста ухудшилась ниже минимальной. Получил команду садиться в Альтес-Лагере, где в это время шла провозка на УТИ МиГ-15 при установленном минимуме погоды. На пробеге с КДП передают: «Осторожно подтормаживай, правое колесо дымит». В действительности оказался пропорот правый подвесной бак так, что высасывало топливо с эффектом «дыма». Зарулил в капонир для разрядки оружия. Подошел инженер, подозвал меня к правой плоскости и показал на вмятый в пилон подвесного бака 15-сантиметровый осколок. С этим трофеем и кассетой фотоконтроля я прибыл на КДП и по селектору доложил в полк о результатах. Команда: «Ждать прилета Ан-2». От подъема в воздух до завершения боя прошло не больше 5-7 минут, весь полет продолжался 26 минут.

Дома только успел переодеться, как прибыл вертолет, и мы всей командой (со штурманом наведения В.Гуриновым, наводившим меня на цель, и с ответственным КП дивизии) с магнитофоном, проводками, проявленной пленкой ФКП и документами были доставлены на аэродром Стендаль, а оттуда на машине в сопровождении автоматчиков – на полигон. В свете фар нам открылась неподдельная фронтовая картина: танки, бронетранспортеры, орудийные стволы, антенны радиостанций, бойцы в касках и все это под маскировочными сетями. Переспали в палатке, а утром первое впечатление еще больше укрепилось развороченной местностью действующего полигона, траншеями, массой войск и какой-то непонятной суетой. Слух о прибывших летчиках быстро распространился, и подошедшие офицеры рассказали, что накануне участники учений изумились, узрев невиданную картину: в разгар практических стрельб и танковой атаки на подготовленные позиции «западных» с неба внезапно посыпались горящие обломки самолета. Сначала все подумали о необычной имитации, устроенной специально для начальства, вроде подрыва взрыв-пакета, но увидев спускающихся парашютистов, поняли серьезность ситуации и взяли троих пленных, одного из них даже снимали с дерева.

Здесь мы познакомились с такой же, как наша, командой из Виттштока, немного поспорили с ними о динамике боя и все вместе были приглашены в палатку Командующего. Генерал И.Пстыго и Начальник Главного штаба ВВС генерал Брайко внимательно изучили привезенные документы, выслушали всех присутствующих. Итогов не подводили, но приехавший заместитель Командующего по боевой подготовке генерал И.Ф. Модяев привез с места падения RB-66 некоторые доказательные фрагменты самолета и в присутствии всех подытожил: на такой тип самолета, прежде всего по прочностным характеристикам, нужно не менее двух истребителей МиГ-19, вооруженных НР-23 и УБ-16.

Вопрос о приоритете тогда не поднимался, хотя уже там я обратил внимание Зиновьева на его кадры: четкое обрамление цели на дальности 300-400 м. Я заметил ему: «Федор, это же снимки без стрельбы. Иначе сетка должна быть размытой, дрожащей». На что Зиновьев хитро улыбнулся и ответил: «Первые кадры делаются для прокурора, а там – разбирайся». Оказывается, он раньше служил на севере в Африканде и был свидетелем перипетий разбора обстоятельств уничтожения В-47, упавшего в нейтральных водах, летчиком Поляковым. По его словам, Полякова сначала собирались отдать под суд, но потом… наградили.

Что касается моих снимков, то в кадре четко просматривалась левая плоскость и 3/4 фюзеляжа, двигатель и даже некоторые детали самолета. Дистанция была настолько мала, что левая консоль и хвостовое оперение не вписались в кадр. К сожалению, эта пленка и запись радиообмена у меня не сохранились.

Далее вплоть до нашего с Ф.М.Зиновьевым награждения в ютербогском доме офицеров орденами Красного Знамени 4 апреля 1964 года события развивались уже без нашего участия где-то в высших сферах восточных и западных столиц. Многие подробности стали известны гораздо позже.

Первое. Воздушные акции 28 января и 10 марта 1964 года были не случайны и связаны с пролетами первого ИСЗ-разведчика «Феррет», запущенного 19 января с американской базы Ванденберг. Оба самолета-нарушителя играли роль «возмутителей» радиолокационного спокойствия, вызвав интенсивную работу средств ПВО в боевом режиме. Пентагону, ЦРУ, АНБ, видимо, не терпелось получить результаты использования новых средств космической разведки. На пути реализации этих планов и встали передовые части ВВС ГСВГ.

Второе. Менее чем через сутки по факту нарушения воздушного пространства ГДР в Москве была вручена нота протеста Правительству США.

Третье. По свидетельству бывшего Посла СССР в ФРГ Фалина в книге «Без скидок на обстоятельства», американцы потребовали доказательств разведывательных функций сбитого RB-66, полагая, что вся документация уничтожена, аппаратура разбита. Однако его довольно крупные обломки были доставлены на аэродром Стендаль, разложены в ангаре и тщательно изучены нашими военными специалистами и МАПовцами. Многое из оборудования и носителей информации удалось восстановить, и спецслужбы вообще засомневались в целесообразности передачи материалов американцам. Окончательное решение принял Хрущев, и такая передача состоялась.

Четвертое. Американская сторона была вынуждена признать факты, хотя по официально выдвинутой версии, самолет должен был совершать тренировочный полет над Северным морем, но в условиях плохой видимости из-за навигационной ошибки отклонился на 800 км к востоку. 28 марта 1964 г. Президент США Линдон Джонсон объявил о данном им распоряжении принять дополнительные меры, исключающие возможность подобных нарушений. Со стороны ФРГ ввели 30-мильную зону, запретную для пролета самолетами стран НАТО.

Пятое. После описанных событий 12 июня 1964 года последовало подписание в Москве Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи между СССР и ГДР.

Насколько действия истребительных полков «стратегического» сдерживания повлияли на эти процессы – история умалчивает. Но, как говорится, из песни слов не выкинешь – что было, то было.

Что же касается вопроса о приоритете в уничтожении RB-66, то он представляет интерес не в плане личностном, а как результат коллективных действий на уровнях полк-дивизия-корпус. В своей книге «Труженики неба» И.Пстыго пишет, что RB-66 сбил Ф.Зиновьев, а награжден также был его ведомый (!?). Об «авторстве» Зиновьева говорят и некоторые западные источники, и тому есть основания. Дело вот в чем:

Полтора месяца вывод генерала Моляева не подвергался сомнению: для уничтожения воздушной цели типа RB-66 требуется минимум два истребителя, что и было зафиксировано в представлении на награждение. Но 29 апреля 1964 года личный состав 35-го иап неожиданно собирают в клубе для встречи с «живой легендой» – Главным маршалом авиации КА.Вершининым. Помнится, дряхлеющий Главком сел в первом ряду и объявил о цели визита – познакомиться с личным составом и «уточнить» некоторые детали событий 10 марта. Вызвали меня на сцену и предложили повторить все перипетии того дня. После доклада Вершинин встал и заявил буквально следующее: «После дополнительного анализа всех обстоятельств руководство ВВС пришло к выводу, что разведчика сбил Зиновьев. Все. Никаких комментариев». Поднялся и уехал.

Обстоятельства, вызвавшие такую переоценку, стали мне известны тут же. Намечались значительные кадровые перемещения в высшем звене руководства ВВС,'для чего потребовались заключения об уровне компетентности руководства частями в звене дивизия-корпус. Но если Зиновьевым 10 марта непосредственно руководил командир корпуса дважды Крой Советского Союза генерал Скоморохов Н.М., то мной – только ответственный дежурный КП 126-й иад. Наш комдив А.Микоян прибыл на командный пункт уже после выполнения перехвата, тут же снял трубку телефона и напрямую доложил Пстыго: «Товарищ Командующий, мы сбили американский самолет-разведчик». Эта нескромность Командующему, человеку порядочному и справедливому, очень не понравилось.

Фигура генерала Алексея Микояна, принадлежавшего к всесильной правительственной элите, со всеми вытекающими особенностями его поведения и отношения к летному делу, во многом не устраивала командование ВВС. Признание его равной со Скомороховым роли в пресечении полета разведчика могло открыть ему перспективу выдвижения в высшие эшелоны авиационного командования, и этого не могли допустить. Вот и вся подоплека, суть которой мне разъяснили примерно так: «А что ты хочешь, старик? В войну тоже коллективные действия приписывали кому- то одному. У человека 15 сбитых, на Героя надо 16. В групповом бою сбивают врага, наземные войска подтверждают падение, и все участники указывают на того, кого нужно. В другой раз и он отдаст свой лично сбитый… Жизнь. Никуда не денешься».

Долгое время считалось (на основании ходивших слухов из-за тотальной секретности), что эту победу одержали на МиГ-21Ф-13, которые полк начал получать осенью того же года. Однако время расставило все по своим местам.